Неточные совпадения
А может быть, сон, вечная тишина вялой жизни и отсутствие движения и всяких действительных
страхов, приключений и
опасностей заставляли человека творить среди естественного мира другой, несбыточный, и в нем искать разгула и потехи праздному воображению или разгадки обыкновенных сцеплений обстоятельств и причин явления вне самого явления.
Она вздохнула будто свободнее — будто опять глотнула свежего воздуха, чувствуя, что подле нее воздвигается какая-то сила, встает, в лице этого человека, крепкая, твердая гора, которая способна укрыть ее в своей тени и каменными своими боками оградить — не от бед
страха, не от физических
опасностей, а от первых, горячих натисков отчаяния, от дымящейся еще язвы страсти, от горького разочарования.
Этот атлет по росту и силе, по-видимому не ведающий никаких
страхов и
опасностей здоровяк, робел перед красивой, слабой девочкой, жался от ее взглядов в угол, взвешивал свои слова при ней, очевидно сдерживал движения, караулил ее взгляд, не прочтет ли в нем какого-нибудь желания, боялся, не сказать бы чего-нибудь неловко, не промахнуться, не показаться неуклюжим.
Наконец, третье действие — это возвращение путешественников, тоже под
страхом и
опасностями своего рода, разными путями в Россию…
Теперь следуют
опасности,
страхи, заботы, волнения морского плавания: они могли бы остановить.
«Страшные» и «опасные» минуты — это не синонимы, как не синонимы и самые слова «
страх» и «
опасность» вообще, на море особенно.
Я не унывал нисколько, отчасти потому, что мне казалось невероятным, чтобы цепи — канаты двух, наконец, трех и даже четырех якорей не выдержали, а главное — берег близко. Он, а не рифы, был для меня «каменной стеной», на которую я бесконечно и возлагал все упование. Это совершенно усыпляло всякий
страх и даже подозрение
опасности, когда она была очевидна. И я смотрел на всю эту «опасную» двухдневную минуту как на дело, до меня нисколько не касающееся.
Русский священник в Лондоне посетил нас перед отходом из Портсмута и после обедни сказал речь, в которой остерегал от этих
страхов. Он исчислил
опасности, какие можем мы встретить на море, — и, напугав сначала порядком, заключил тем, что «и жизнь на берегу кишит
страхами,
опасностями, огорчениями и бедами, — следовательно, мы меняем только одни беды и
страхи на другие».
И
страх, и
опасность, и гибель — все уложилось в одну эту минуту!
Там действительно были минуты, когда отечеству грозила непосредственная
опасность и французы переживали
страх за судьбу своей родины.
Мы, русские, вдохновлены великой и справедливой войной, но мы не пережили еще непосредственного
страха за судьбу родины, у нас не было такого чувства, что отечество в
опасности.
Страх говорит об
опасности, грозящей мне от низшего мира.
Страх, всегда связанный с эмпирической
опасностью, нужно отличать от ужаса, который связан не с эмпирической
опасностью, а с трансцендентным, с тоской бытия и небытия.
Тут уж никаких соображений насчет бурь и
опасностей, а один лишь животный
страх погони и жажда свободы: хоть утонуть, да на воле.
Понятен испытанный ею мучительный
страх — понятен и восторг, когда
опасность миновалась.
Страх действительной
опасности подавил таинственный
страх мрака.
Я ухожу — не из
страху этой
опасности и не из чувствительности к Шатову, с которым вовсе не хочу целоваться, а единственно потому, что всё это дело, с начала и до конца, буквально противоречит моей программе.
— Вы, может быть. Вы бы уж лучше молчали, Липутин, вы только так говорите, по привычке. Подкупленные, господа, все те, которые трусят в минуту
опасности. Из
страха всегда найдется дурак, который в последнюю минуту побежит и закричит: «Ай, простите меня, а я всех продам!» Но знайте, господа, что вас уже теперь ни за какой донос не простят. Если и спустят две степени юридически, то все-таки Сибирь каждому, и, кроме того, не уйдете и от другого меча. А другой меч повострее правительственного.
Сомнения нет, что эти легендарные господа способны были ощущать, и даже, может быть, в сильной степени, чувство
страха, — иначе были бы гораздо спокойнее и ощущение
опасности не обратили бы в потребность своей природы.
Словом, все, что делал и говорил муж, она находила весьма натуральным; но непонятный
страх и совершенно уверенное ожидание каких-то
опасностей и несчастий не оставляли ее ни на минуту, и — увы! — предчувствия не обманывали Катрин.
Екатерина Петровна хоть соглашалась, что нынче действительно стали отстаивать слабых, бедных женщин, но все-таки сделать какой-нибудь решительный шаг колебалась, считая Тулузова почти не за человека, а за дьявола. Тогда камер-юнкер, как сам человек мнительный и способный придумать всевозможные
опасности, навел ее за одним секретным ужином на другого рода
страх.
За лето я дважды видел панику на пароходе, и оба раза она была вызвана не прямой
опасностью, а
страхом перед возможностью ее. Третий раз пассажиры поймали двух воров, — один из них был одет странником, — били их почти целый час потихоньку от матросов, а когда матросы отняли воров, публика стала ругать их...
Как ни ошеломлен был Глеб, хотя
страх его прошел вместе с
опасностью, он тотчас же смекнул, что Аким, запуганный случившимся, легко мог улизнуть вместе с мальчиком; а это, как известно, не входило в состав его соображений: мальчику можно задать таску и раз навсегда отучить его баловать, — выпускать его из рук все-таки не след.
— Нет, матушка, не дело говоришь, — перебил Петр, лицо которого, как только миновала
опасность, сделалось по-прежнему мрачным и недовольным, — этак, пожалуй, невесть что в башку заберет! Пущай его
страха отведает. Небось не убьют.
Жизнь его пошла ровно и гладко. Он хотел нравиться хозяину, чувствовал, понимал, что это выгодно для него, но относился к старику с подстерегающей осторожностью, без тепла в груди.
Страх перед людьми рождал в нём желание угодить им, готовность на все услуги ради самозащиты от возможного нападения. Постоянное ожидание
опасности развивало острую наблюдательность, а это свойство ещё более углубляло недоверие к людям.
Сначала это представлялось как будто затруднительным, но недаром, видно, сказано, что «в России невозможности нет»: когда графине была представлена
опасность, которая заключалась в том, что мать может выдать неопытную княжну за человека без веры, графиня ввиду этого
страха решилась на смелую меру и восторжествовала.
Мы же так скоро с этим освоились, что чувство минутного панического
страха вдруг заменилось у нас еще большею отвагою: скорбя за исключенных товарищей, мы иначе не звали между собою Демидова, как «варвар», и вместо того, чтобы робеть и трястись его образцового жестокосердия, решились идти с ним в открытую борьбу, в которой хотя всем пропасть, но показать ему «наше презрение к нему и ко всем
опасностям».
Шагнул даже вперед — и вдруг ему стало страшно. И даже не мыслями страшно, а почти физически, словно от
опасности. Вдруг услыхал мертвую тишину дома, ощутил холодной спиной темноту притаившихся углов; и мелькнула нелепая и от нелепости своей еще более страшная догадка: «Сейчас она выстрелит!» Но она стояла спокойно, и проехал извозчик, и стало совестно за свой нелепый
страх. Все-таки вздрогнул, когда Елена Петровна сказала...
Но был у него и свой талант: от злости ли, либо от несносной гордыни своей не признавал он
опасности и
страха и действительно с полной готовностью полез бы к самому черту в пекло.
— Егорки — не бойся! Ты какой-нибудь заговор против
страха ночного знаешь? Егорка ночному
страху предан, он смерти боится. У него на душе грех велик лежит… Я иду раз ночью мимо конюшни, а он стоит на коленках — воет: «Пресвятая матушка владычица Варвара, спаси нечаянные смерти», [«Пресвятая матушка владычица Варвара, спаси нечаянныя смерти» — молитва, обращенная к Варваре Великомученице; считалось, что она спасает от пожаров, кораблекрушений и от всякой неожиданной
опасности.] — понимаешь?
Он хотел уверить себя, что никакой
опасности нет, что отсутствие Кубика объяснится со временем какой-нибудь пустой случайностью, что верховые по дороге просто померещились мальчику от
страха, и хотя ему удавалось на короткие минуты обмануть свой ум, но в глубине души он ясно и безошибочно видел, как на него надвигалась грозная, неотвратимая смерть.
Мне случалось участвовавать в сражениях, переживать очень опасные моменты, но удивительно то, что настоящий
страх появлялся уже в то время, когда
опасность миновала.
Но вот уже разошлись по Иерусалиму верующие и скрылись в домах, за стенами, и загадочны стали лица встречных. Погасло ликование. И уже смутные слухи об
опасности поползли в какие-то щели, пробовал сумрачный Петр подаренный ему Иудою меч. И все печальнее и строже становилось лицо учителя. Так быстро пробегало время и неумолимо приближало страшный день предательства. Вот прошла и последняя вечеря, полная печали и смутного
страха, и уже прозвучали неясные слова Иисуса о ком-то, кто предаст его.
Скоро Наденька привыкает к этой фразе, как к вину или морфию. Она жить без нее не может. Правда, лететь с горы по-прежнему страшно, но теперь уже
страх и
опасность придают особое очарование словам о любви, словам, которые по-прежнему составляют загадку и томят душу. Подозреваются все те же двое: я и ветер… Кто из двух признается ей в любви, она не знает, но ей, по-видимому, уже все равно; из какого сосуда ни пить — все равно, лишь бы быть пьяным.
Володя почувствовал глубочайшую истину в этих словах доброго и необыкновенного симпатичного матроса и понял, как фальшивы и ложны его собственные понятия о стыде
страха перед
опасностью.
Со
страха робкий Василий Борисыч дрожмя дрожал; ему казалось, что теперь такая
опасность наступила, перед коей почти ничего не значила даже скачка сломя голову по пылающему лесу на другой день после первого сближенья с постылою теперь и ненавистною женой.
Страх человека перед жизнью, боязливое взвешивание возможных
опасностей, бездеятельное преклонение перед необходимостью вызывают только нетерпеливое негодование в боге-«бойце»: нет и не должно быть в жизни никаких
страхов, никаких душевных «стеснений».
С ней происходило нечто странное: она боялась видеть мертвого мужа, боялась не суеверным
страхом, каким мертвец отпугивает от себя простодушного человека, а
страхом почти сознательной и неотразимой естественной
опасности.
Мне угрожает
опасность. Это чувствую я, и это знают мои мускулы, оттого они в такой тревоге, теперь я понял это. Ты думаешь, что я просто струсил, человече? Клянусь вечным спасением — нет! Не знаю, куда девался мой
страх, еще недавно я всего боялся: и темноты, и смерти, и самой маленькой боли, а сейчас мне ничего не страшно. Только странно немного… так говорят: мне странно?
Нет ничего ужаснее людей, одержимых
страхом, всюду видящих
опасности, заговоры, покушения.
Страх имеет причины, он связан с
опасностью, с обыденным эмпирическим миром.
В коллективе у человека ослабляется
страх перед
опасностью и потребность в гарантии безопасности.
Познание истины требует победы над
страхом, добродетели бесстрашия, небоязни
опасности.
Можно испытать заботу и
страх перед болезнью близкого человека и
опасностью смерти, но, когда наступает минута смерти, заботы уже нет и нет обыденного
страха, а есть мистический ужас перед тайной смерти, есть тоска по миру, в котором смерти нет.
Страх болезней сам становится болезнью и начинает повсюду видеть несуществующую
опасность заразы, населяет мир бациллами, со всех сторон атакующими человека, парализует возможность здравого восприятия своего тела и нормального к нему отношения.
Страх есть состояние дрожащей, трепещущей, падшей твари, которая находится в низинах бытия и которую со всех сторон подстерегают
опасности.
Этика эвдемонистическая, будь этот эвдемонизм земной или небесный, в конце концов, есть этика
страха, ибо человек боится за свое счастье и счастье других, ибо счастье со всех сторон подвергается
опасностям и оно покупается оппортунизмом в оценках и действиях.
Магия не есть только приобретение силы, борьба против
опасностей и вызываемых ими
страхов, но она также источник
страхов и
опасностей.
В переживании сильного
страха человек обыкновенно забывает о всякой высоте и склонен жить в низинах, лишь бы освободили его от ожидаемых
опасностей, лишений и страданий.
Страх предупреждает человека об
опасности, в этом его онтологическое значение.